Моцарт на трубе и другие сюрпризы модернизма: как проходит фестиваль vivarte в третьякове
Третьяковская галерея отмечает 165 лет с момента своего основания, а точнее, с того момента, как московский купец Павел Михайлович Третьяков купил первую работу в свое собрание. Гвоздь праздничной программы — музыкальный фестиваль Vivarte, который идет с 27 мая по 6 июня в зале Врубеля. В этом году фестиваль, созданный меценатами, коллекционерами и основателями благотворительного фонда «U-art: Ты и искусство» Иветой и Тамазом Манашеровами под художественным руководством виолончелиста Бориса Андрианова, открылся в шестой раз. В чем особенность Vivarte и с какими сложностями его создатели столкнулись в процессе организации, Ивета и Тамаз Манашеровы рассказали Forbes Life.
— В этом году у фестиваля Vivarte появилась еще и историческая миссия: концерты посвящены коллекционерам, чьи собрания вошли в состав Третьяковки. Вы восстанавливаете историческую справедливость.
Ивета Манашерова: У нас было несколько тем для фестиваля этого года. В том числе музы художников. В результате обсуждений все сошлись на том, что к 165-летнему юбилею Третьяковки, к открытию отреставрированного дома Третьяковых в 1-м Голутвинском переулке красиво и правильно будет посвятить фестиваль коллекциям, которые легли в основу галереи, помимо собрания самого Павла Михайловича Третьякова.
Таких коллекций оказалось много. Некоторые коллекционеры — например, Исаджан Степанович Исаджанов — почти никому не известны. У него была великолепная, наверное, лучшая коллекция «Бубнового валета». Около 200 работ. Сейчас, проходя по Третьяковской галерее, когда вы видите выдающиеся работы бубнововалетцев, то можете быть уверены, что они почти наверняка из коллекции Исаджанова. Но об этом никто не знает. Работы известны, коллекционер — нет. Его коллекция, национализированная в 1919 году, попала в один из пролетарских музеев. Затем ее распределили по региональным музеям. 40 или 50 работ оказалось в Третьяковской галерее.
— Известно ли, что было в коллекции?
Ивета Манашерова: Сохранился список работ, но саму коллекцию никто не восстанавливал.
Тамаз Манашеров: Коллекция Третьяковки в советское время пополнялась из нескольких десятков источников. Помимо музейных закупок у художников, наследников и коллекционеров, были другие пути пополнения собрания.
Ивета Манашерова: Когда мы стали выбирать для фестиваля коллекционеров, о которых будем рассказывать, то обнаружили, что многие работы из частных собраний, попав в Третьяковскую галерею, осели в запасниках. Отчасти это обусловлено тем, что работы не первого уровня, не первого класса. Они выходят в свет по особым случаям, их показывают на выставках графики или ретроспективах, они не присутствуют в постоянной экспозиции.
Из коллекционеров сегодня на слуху прежде всего имя Георгия Костаки. Мы знаем, что почти весь авангард Третьяковки — собрание Костаки. Художники-шестидесятники — это коллекция Леонида Талочкина. Самое яркое современное искусство — дар Владимира Смирнова. В каждую эпоху есть свой знаковый коллекционер. Между ними — имена, которые мы не знаем. Например, балерина Екатерина Гельцер и ее собрание, часть которого попала в Третьяковскую галерею. Мы знаем, что большая часть выставки Константина Коровина в 1922 году была из коллекции Гельцер, она владела одним из самых больших собраний художника. После смерти Гельцер в 1962 году коллекция распалась. Было бы интересно ее реконструировать.
Тамаз Манашеров: Отдельные работы из коллекции в музеях не всегда означают дарение, покупку или национализацию. Где-то работы оставляли на временное хранение, а потом хозяева — коллекционеры или художники — боялись или не могли за ними вернуться, и по истечении времени работа переходила в собственность музея. Это интересные истории, которые мало известны.
— Как вы искали музыкальный эквивалент к собранию каждого коллекционера?
Ивета Манашерова: Это чистый синтез. Мы не подбирали музыку под определенные работы и не искали специально работы под музыку. Получилось так: музыкантов вдохновляют работы, а работы под музыку воспринимаются по-другому. Ведь мы говорим не только о собраниях, но и о коллекционерах, как о людях, а на концерте показываем всего лишь одну работу из коллекции. Мы не можем посмотреть сразу все. У нас получается музыкальный променад по всему XX веку. Как и коллекции, музыкальная программа не привязана жестко к одному временному периоду — в течение одного концерта можно пробежаться и по времени, и по коллекции. Так что у нас нет линейной связи. Мы понимаем синтез искусств как самостоятельное движение разных искусств в определенную эпоху. Конечно, модернизм — один из самых плодотворных направлений. Зал Врубеля, где проходят концерты, мне кажется, идеально соответствует этой идее.
— На фестивале запланированы необычные истории, например, Моцарт будет исполнен на трубе.
Ивета Манашерова: Мы любим эксперименты. В истории фестиваля был концерт, когда музыку, написанную для одних инструментов, исполняли на других. Виолончельную музыку играли на трубе, и скрипку перекладывали на виолончель. В этот раз у нас выступит виртуоз Сергей Накаряков — один из самых известных трубачей мира. Его игра — огромное удовольствие.
— Приезжают французы, американцы. Как вам удалось их привезти в Москву?
Ивета Манашерова: В первую очередь все получилось благодаря партнерству с Третьяковской галереей. Конечно, сейчас процесс организации гастролей зарубежных артистов сопряжен с определенными сложностями. Только за неделю до открытия фестиваля мы получили последние визы и разрешения. Оказалось, что приглашенные музыканты не живут в тех странах, гражданство которых прописано в их паспортах. А визу в Россию нужно получать в стране «паспортной прописки». В этом была основная сложность. Но на приглашение в Москву все ответили согласием.
— Репутация фестиваля вовсю работает?
Тамаз Манашеров: Да. О стенах зала Врубеля все музыканты, выступавшие на фестивале, говорят с восторгом. Таких пространств в мире наперечет. Этот зал создавался как музыкальный салон, там слышно поглаживание пальцами струн, и это не может не прельщать. Каждый раз хочется сесть еще ближе — смотреть и слушать, как зарождается звук. Благодаря камерности возникает удивительная атмосфера живого неформального общения музыкантов друг с другом, со слушателями. И, конечно, возможность импровизировать — это особое удовольствие.
Художественная среда по-прежнему едина. Художники дружат с музыкантами, музыканты покупают современное искусство. Как когда-то это было у Ростроповича, у Шаляпина, у Рихтера. Коллекция Рихтера возникла из его дружбы с Краснопевцевым. Фальк был одарен музыкально, давал уроки живописи Рихтеру.
Ивета Манашерова: Музыка в музеях — нередкий случай. Самый известный пример — «Декабрьские вечера» в Пушкинском. Музыки стало заметно больше в последнее время: концерты проходят в Третьяковке, в Музее архитектуры. Музыка — это то, что создается сегодня и сейчас.
— В Третьяковке вы не только проводите музыкальный фестиваль, но и вручаете гранты научным сотрудникам на командировки. Вы довольны результатами? Будет ли традиция продолжена?
Ивета Манашерова: Самый яркий, наглядный результат нашей стипендиальной программы — две выставки, которые сейчас идут в галерее. Это «Иван Кудряшов. К 125-летию со дня рождения» и «Мечты о свободе. Романтизм в Германии и России».
Тамаз Манашеров: Когда мы составляли планы на год, был соблазн сократить стипендиальную программу. Я задавал вопрос: «Зачем нам это надо? Очередные траты, невозможность ответить «нет» на какие-то просьбы. Пора уже остановиться». И вдруг в этом году наша стипендиальная помощь дала такие мощные плоды.
Ивета Манашерова: Кураторы обеих выставок, ретроспективы Кудряшова и выставки немецкого романтизма — стипендиаты наших программ. Ирина Пронина, например, поехала в Нукус, работала в запасниках в музее Савицкого, где хранится около 300 работ Кудряшова.
Тамаз Манашеров: Благодаря исследованию запасников музея в Нукусе, налаживанию межмузейных связей была создана выставка, которая открылась в начале мая.
Ивета Манашерова: Сергей Фофанов, куратор выставки немецкого романтизма, еще один наш стипендиат. У нас был большой выбор кандидатов. Мы долго выбирали, обсуждали. Директор Третьяковки Зельфира Исмаиловна убедила меня: «Поверь в Фофанова, он сможет сделать хорошую историю». Он поехал в Дрезден, и родилась выставка.
В прошлом году границы были закрыты, и стипендии на поездки по изучению русского искусства за границей мы не вручали. Сейчас у нас уже есть заявки, и, я думаю, мы продолжим вручение.